Вот так надо побеждать! Накатывать на финиш на пару с другом и с криком, в яростном порыве, падать левой лыжей вперед, стараясь урвать хотя бы сантиметр в отчаянной, забирающей душу гонке.

Это лыжный спринт, Олимпийские игры в Ванкувере, 2010 год. Слева Никита Крюков, справа Александр Панжинский. Они друзья, у них один тренер, Юрий Михайлович Каминский. Норвежские тренеры, гордые лыжные бароны, до этой гонки не здоровались с Каминским, а после — будут здороваться. Крюков и Панжинский знают друг друга как облупленных. Они пробежали вместе тысячи тренировочных километров. Крюков постарше, ему 24, а Панжинскому 20, он мальчишка по меркам лыжного спорта, где на лыжне часто соревнуются суровые, мрачные, агрессивные мужики, наделенные воловьей выносливостью и бешеным финишем.

На старт спринта 17 февраля вышло шестеро гонщиков: три норвежца, два наших и один из Казахстана. Но обратите внимание: в кадре нет никого, кроме наших. Куда они все подевались? Где гроза и гордость Норвегии, знаменитый Петер Нортуг? Все отстали, и он тоже отстал, не выдержав яростного темпа и дружной работы двух друзей. Нортуг еще выиграет много чего на этих Олимпийских играх, но не в этот день и не в этой гонке.

Панжинский, с перекошенными плечами и разинутым ртом рвущий финиш, — что угодно, но только не любимец судьбы. Его списывали как неперспективного лыжника. После Ванкувера у него не будет больших побед, и многие потеряют веру в него. Но тут, в забегах олимпийского спринта, молодой гонщик летит вперед с душой нараспашку, с азартом человека, который в открытую бросил вызов всему миру. Во всех забегах этот лыжный д’Артаньян сразу выходил вперед и мчался первым, только первым. Так действуют люди, бесконечно уверенные в превосходстве своей силы, своей выносливости, своего духа, своих лыж.

Крюков более сдержан, не столь откровенен в манере бега, хотя и в нем иногда прорывается веселое мальчишество. В другой гонке, на другом турнире, его вдруг начнет разбирать смех при виде внушающего всем ужас Нортуга: как увидит короля лыж, так и смеется... Здесь, в Ванкувере, он все предварительные забеги прятался в группе, контролировал себя и других, в лидеры и заводилы не стремился, рубаху от горла не рвал.

 А Панжинский в финале взял и опять рванул. Это он, Панжинский, в финале спринта всей своей мощью раздавил Нортуга, запихнул высокомерного норвежца на третье место, заставил его видеть перед собой две спины, скрипеть зубами в страшном усилии достать и отыграться. Это он, Панжинский, раскрутил гонку до безумной скорости, нагнал давление до максимального, натянул до скрипа и стона жилы гонщиков. Крюков держался за его высокой спиной и только за десять метров за финиша сделал размашистое, раскатистое движение и выскочил справа. И оба, отчаянно работая руками, разом выбросили левые ноги вперед и заскользили, вытягивая тела в струнку, распластываясь в полушпагатах.

Время по секундомеру у них одинаковое. Но фотофиниш сейчас определит, что черный ботинок Крюкова чуть опередил оранжевый Панжинского.

Это триумф. Это двойная победа, чистая, как кислород, победа, которой может дышать каждый, кто ее видел. Панжинский сейчас рухнет всем своим высоким, длинным телом поперек лыжни и будет долго лежать, опустив лицо в снег. Крюков тоже упадет, вздымая брызги снега, но быстро встанет. Радость будет приходить в его сознание словно издалека. И только чуть позже, когда Панжинский, уже восстановивший дыхание и сознание, подойдет к нему и обнимет за плечи, Крюков подымет на шапочку черные гоночные очки, деловитым жестом зачем-то наденет другие, с белой модной дужкой, и вдруг испустит нечленораздельный, отчаянный, ликующий вопль: «Уаааааааай!»