- Слышь, братан! А правда Путин сказал, что надо водку пить? 

Вопрос обращен именно ко мне. Поднимаю глаза – веселый молодой человек, в одной руке бутылка пива, в другой обкусанный чебурек. Черная кожаная куртка, синие джинсы, пьяненькая улыбка, блеск в глазах, никакой агрессии – просто ожидание ответа. 

- Нет, он не так сказал, - отзываюсь я. – Он сказал, что всю водку не выпить, но стремиться надо. Это шутка была такая. 

- Во! – молодой человек смеется, он оценил шутку президента. – Слышь, Леха! Надо пить стремиться водку! – нетвердо кричит он своему приятелю, жующему что-то на лавочке. – А ты все пиво, пиво… Пиво будешь, братан? – это уже снова ко мне.

- Спасибо, я в завязке. 

28 апреля сквер Пушкина жил обычной жизнью – вокруг бюста поэта бегали и катались на самокатах и велосипедах малыши. В аллеях тоже кипела жизнь – на лавочках тут и там выпивали. Как говорится, «вошел – и пробка в потолок, вина кометы брызнул ток». И не беда, что из стилобата под бюстом автора этих строк выломаны кирпичи. Главное – весна, клейкие листочки, грядущий первомай.

- С праздником вас, - ко мне снова кто-то подходит. На сей раз куртка красная. Примечательно, что лицо человека в красной куртке измазано кровью. – Здравствуйте.

С удивлением здороваюсь. Кровь. Всматриваюсь – кровь на куртке, на штанах, руки тоже в крови.

- Вы уж меня извините, я чуть-чуть выпивши… вот… Меня Андрей зовут. Понимаете, мы с друзьями сегодня решили отметить праздник. Вон за теми домами железная дорога, там есть пенек, мы его накрыли, посидели. Потом друзья ушли, а я остался один. Я сам из Оренбургской области, из Новотроицка, приехал к вам в Москву денег заработать, работаю фасовщиком плиточного клея. Мне деньги нужны, хочу съездить на Байкал. Мне обязательно надо на Байкал. А заработать негде, только у вас здесь. 

Андрей слегка пришепетывает, ему трудно говорить. Начинается дождик, сквер мгновенно пустеет.

- Понимаете, на прошлой неделе я был в вашем монастыре (Николо-Угрешский монастырь – авт.). С друзьями. А сегодня мы решили отметить праздник. И вот я сижу у пенька, а они подходят – ребята молодые, пацаны лет по двадцать. И начинают приставать, глупости говорить. Я им объясняю: ребята, я отдыхаю, и вы тоже идите отдыхайте. Не слушают. Я говорю: ребята, мы все братья, у нас один отец и две матери… Адам, Ева, а вторую мать я вам не скажу, я же вас не знаю... Понимаете, я верю в бога… А они – просто недоросли. Они стали тыкать шокером, повалили меня на рельсы и стали пинать. Их двое было. Грубые… Зуб выбили. А ведь я даже не матерюсь…

- Вы в полицию сообщили?

- Нет, я сразу позвонил брату в Новотроицк, он меня успокоил, мол, Андрей, все нормально, сиди и жди, а он сейчас позвонит в Москву, у него связи, и вызовет мне полицию. Вот я и жду… Мы вот с Леной вместе ждем, она тут пустые банки собирает.

Подходит Лена – невысокая женщина с челночной сумкой, полной жестяных банок. Опустив голову и грустно вздохнув, уходит обратно к лавочке. 

- Понимаете, обидно. Почему они меня избили? Я же им ничего плохого не сделал. 

- Может, они против уличного алкоголизма?

- Ну я же не на улице выпивал. Я выпивал у железной дороги. Там улиц нет. Там рельсы.

- Вам сколько лет?

- Мне тридцать девять. У меня сыну двадцать лет, как им. И ведь главное – в такой праздник…

- Какой праздник? - спрашиваю я. Андрей долго на меня смотрит, видимо, начинает сомневаться в моей адекватности.

- Вербное воскресенье, - наконец, сообщает он. 

Дождь усиливается. Андрей прощается и направляется к лавочке с Леной – ждать вызванную через Москву и Новотроицк полицию. 

Такие вот сегодня новости. Город Дзержинский, двести метров от МКАД.