В моей комнате висит на стене политическая карта. Она, как лоскутное одеяло, сшита из разных стран и, в отличие от самих стран, незлобива и уютна, и если бы она действительно была одеялом, то ей приятно было бы укрыться, в отличие от карты физической – с торчащими горами, колючими лесами и душными пустынями.
Хорошее не бывает долгим, а плохое всегда бесконечно, и вдобавок, неожиданно. В девять тридцать утра эту самую стену с политическим одеялом начали сверлить и долбить. То ли этажом ниже, то ли выше – не знаю. Долбили и сверлили весь день – до половины седьмого вечера. Причем, в четыре руки – одновременно работали дрель и перфоратор. Без перерывов на обед, без перекуров. Не умолкая ни на минуту. Девять часов подряд.
Вместе со стенодробильными децибелами велико было и возмущение соседей – около полудня они начали стучать по трубам, кто-то колотил в стену или потолок, а кто-то просто орал на весь подъезд. Не помогало. Труженики дрели и перфоратора (как в недалеком прошлом серпа и молота) неуклонно повышали производительность труда, работая ударными – в буквальном смысле – темпами. Игнорируя возмущение соседей и свои мелкие нужды, не говоря уж о больших.
Время шло, близился вечер, дрель и перфоратор не затихали. Пойти дать по морде этим современным рабочему и колхознику? (Данную ремарку прошу не рассматривать в качестве призыва к действию). Но соседи уже хотели того же самого, а им даже не открыли. И соседи заткнулись. В быту – как в политике: вместо того, чтобы открыто крикнуть в лицо тем, кто мешает нам жить «что же вы, суки, делаете!», мы все время тихонько шепчем «что же они, суки, делают?»
А панельно-шахтерский шум нарастал, становился гуще, сочнее, он лез из всех щелей, он свисал с потолка и манной кашей растекался по полу. Оставалось только взять нож и застрелиться, как сказал классик. Еще немного, и люди, глядишь, начали бы выбрасываться из окон.
Но – стихло. Пережили. На улице окончательно стемнело, и шум замолк. Вокруг стало так тихо, что захотелось, как в телевизоре, добавить громкость. И подумалось, что дрр-дрр-дрр – это не самое страшное. Жизнь вообще страшная штука – вспомните, чем она заканчивается…
А политическая карта в моей комнате так и висит. Мир не рухнул. Пока. Может, рухнет завтра? Поживем – увидим.